Детство, детство, ты куда летишь?..
В детстве я сначала была очень толстой девочкой, а потом меня покормили
протухшими абрикосами, и у меня случился понос.
Трехнедельный. Опустошающий. Взрывной. епредсказуемый. Я быстро сдулась и
стала похожа на шарпея. Резиновая, так сказать, Зина. Суки - тогда в нашей
стране еще не продавали крэмов от растяжек, а от детского мои складки
начинали блестеть и еще больше привлекали внимание. Потом понос закончился
и началась ветрянка. Мои складки покрылись пупырышками и зеленкой. Через
три дня поcле начала болезни какая-то стерва-дерматолог сказала, что у меня
стригучий лишай и меня побрили налысо. Сразу после этого выпало два
передних молочных зуба. Мальчишки во дворе назвали меня У@бищем и поставили
мне фингал.
В этот же день к маме приехали родственники из Америки и предложили продать
меня на органы.

Отрочество.
Меня лишили девственности ржавой трубой подонки из заводских казарм.

Вру, конечно, на жалость давлю. Меня никто не хотел лишать девственности
хотя я делала все, чтобы напороться на парней из заводских казарм. Я
одевала красное белье и ходила гулять на заброшенные пустыри, где
тусовались местные маргиналы. После моего первого появления рядом с
костром основная часть этих маргиналов стала глубоко верующими людьми - я
сильно страдала от угревой сыпи, а помада, которой я накрасила губы,
чтобы завлечь насильника, размазалась до ушей. Пламя костра эффектно
подчеркнуло мое обаяние - вожак маргиналов даже обосрался (у него потом
и в психушке кличка была Срач). Суки, зародили во мне комплекс. Отрочество
кончилось в 14 лет. Физрук напился, накрыл мне лицо тряпкой
и трахнул меня, приговаривая:
- Господи прости, говорят, это от прыщей помогает.
Не помогло.

Юность.
Я училась на маляршу, а он на монтера. Мы встречались в коридоре, и мое
сердце билось сильнее, и сфинктер сжимался от прилива чувств. У него были
богатые золотые зубы и мопед, а я была просто телкой с малярного курса.
На новогодней дискотеке я пригласила его на танец: было темно, и он
согласился. Я была на седьмом небе! Мое счастье разбилось о цветомузыку:
бл@дская лампа осветила мою вожделенную улыбку. Он отпросился у меня в
туалет и не вернулся.
Я поняла, что влюблена по уши: или он, или никто. Никто у меня уже было,
теперь мне нужен был он. Я сидела в засаде в коридоре - он стал прогуливать
лекции, я начала дежурить в его подъезде - соседи скинулись на кодовый
замок и приказали дворнику стрелять солью в девочку с жоповидным лицом. Я
стала писать ему письма - он подумал на другую
бабу, и они начали встречаться.
Мое сердце было разбито. Я не могла жить без этого чувака. Он стал смыслом
моей жизни. Я готовилась к самоубийству на его свадьбе.
На весенней дискотеке все нажрались и пошли в соседний парк блевать на
природу. Через два часа мой кумир лежал в одних трусах, широко раскинув
ноги, и спал рядом с волосатой жопой однокурсника. Его бурые яйца
вывалились из несвежих семейников, над ними летал небольшой рой весенних
мух. Как он был прекрасен!

Через месяц он отравился техническим спиртом, я перевлюбилась в трудовика.

- Дуня, хочешь принять участие в спектакле?

Я чуть не сдохла от счастья прямо в кабинете физички, которая руководила
школьным театральным кружком и готовила спектакль к пятидесятилетию дня
победы.
- Нам нужна мать солдата, ты как раз похожа на горестную старуху, а из
твоих прыщей мы сделаем шрамы от фашистских пыток.
Репетиция завтра.
В сцене у меня не было не единого слова: по сценарию в избу приносили
мертвого солдата, а его мать (то есть я) склонялась над ним в горе. В это
время звучала тревожная музыка из аккордеона физрука, а физичка в платье из
портьеры читала стих о материнском горе. На репетициях я влюбилась в своего
сына: физичка настаивала на эмоциональном контакте, сын настаивал на смене
матери. Я решила покорить его актерской игрой - по ночам я репетировала
горе стоя над спящим отчимом,проснувшийся не вовремя отчим пересрал
спросонья, потом нажаловался матери, что вшколе ставят спектакль о
вурдалаках и поставил замок на дверь в их спальню. Физичка отметила мои
актерские успехи, солдат отметил мою мрачную решимость и стал бояться. В
день спектакля я попросила у физички разрешения усилить сцену материнским
поцелуем. Физичка умилилась и мы развили сцену поцелуя
падением на грудь солдата и молчаливыми материнскими объятьями.

Сцена. Зал. Вносят сына. Физрук начинает наяривать на аккордеоне. Труп сына
чует неладное и косится с ужасом на мать...
Сдавленный хрип "сссуки!.." тонет в аплодисментах и физичкиных стихах.

Он потом меня побил, но это его не спасло: все равно все видели, как
мертвый солдат на сцене обоссался..